Повторюсь...
Жёлтый – сумасшествие
  В небо летели люди. Они оглядывались на подростка, стоящего на земле и говорили:
  «Куда ты хочешь попасть, мальчик? Тебе не с нами. Возвращайся туда, откуда пришёл». Но мальчишка не уходил. Его и так редко отпускали на волю. Только за очень хорошее поведение. На час-два, не больше. В преисподней строгие законы. Но Андрюша, именно так звали прошлое вместилище этой души, не особо видел свободу и при жизни.
   Всё, что он помнил из детства – это был вечно пьяный отец, вечно уставшая  и заплаканная мать, маленькая захламлённая комнатка, которую он делил с младшей сестрой. В их квартире часто слышались крики, ругань, плач, побои. Андрюша совсем не понимал, почему его мама до сих пор терпит «этого изверга». Деньги в доме зарабатывала она. Он только тратил. С трудом матери удавалось сберечь копейки на еду и плохонькую одежду себе и детям. Самое страшное случилось зимой через пару дней после тринадцатого дня рождения Андрюши. Однажды вечером мать вернулась вернуться с работы замёрзшая и очень усталая. В ту же ночь она слегла с высокой температурой. А на следующий день врач равнодушным голосом констатировал:
  «Двухстороннее воспаление лёгких. Лечитесь, Алина Ивановна».
  Куда тут лечиться, когда в доме ни гроша? Немного денег кое-как собрали её друзья и коллеги, знавшие про бедственное положение семьи. Хватило этого только на неделю. Отец ходил жутко злой и выносил из дома последние оставшиеся ценности. Андрей очень хотел помочь матери, боялся за сестрёнку. Он забросил школу под предлогом семейных обстоятельств и начал звонить в разные инстанции, пытался устроиться на какую-то работу. Но все работодатели, завидев его тощую фигурку, отвечали, придавая вежливость фразе:
  «Куда тебе, малявка? Точно не к нам».
  А мать не выдержала болезни – умерла. Положение детей совсем ухудшилось.
  Тогда, оставив сестру на попечение близкой маминой подруги, у которой не было своих детей, Андрей выгреб все последние гроши и попросту сбежал из дома. Ничего больше не оставалось.
   Он пытался опять устроиться на работу – ответ был тем же. Через несколько дней отчаявшийся мальчишка проскочил в супермаркет – погреться. Денег у Андрюши, конечно, не было, но он был ужасно голоден, а сверкающие витрины притягивали, манили. В магазине, не помня себя, Андрей схватил с полки батон хлеба и попытался проскочить через кассу. Но не смог.
  Двое охранников выволокли парня за шкирку из магазина. Тот, что был помоложе, решил оставить хлеб маленькому бродяжке. Но старший (раньше он работал в ГАИ, а теперь страдал  несварением желудка) был непреклонен и отобрал у Андрея украденный «товар». Шатаясь от голода и холода, подросток побрёл, куда глаза глядят. А развесёлому новому русскому на своём лексусе не было никакого дела до мальчишки, который загородил ему дорогу и которого он только что задавил.
  Страшный суд не оправдал его надежд. Наоборот. Судья просто встал и сказал:
  «Так-так. Он нарушил  одну из десяти заповедей «Не укради». В ад его». Оказалось, что на том свете тоже одни бюрократы.
  Подросток стоял на земле и смотрел на людей, которые летели в небо.
  «Тебе не с нами. Куда ты хочешь, мальчик?» – повторили они.
  «Я к маме хочу…» – тихо ответил он. Но никто не услышал.

Голубой – спокойствие
• Каждый человек рискует, даже не выходя из дома
• Нет идеальных людей, но нет и злых людей, есть только испорченные
• Если бы люди не умирали от старости, они поубивали бы друг друга от скуки
• И шёлковая клетка всё равно тюрьма
• Ролевик – это перепанк, недогот, который при этом любит помахаться всякими мечами и топорами
• Если Вы цветёте и пахнете, значит, Вы уже давно сгнили
• Друг – это человек, с которым ты поменялся кусочками души
• Даже если сделать мир идеально чистым, люди всё равно найдут, чем себя отравить
• Робость и развязность – это две крайности одного и того же чувства страха явить себя миру и быть непонятым
• Мы те, кто мы есть.Из шёлковой клетки нет выхода наружу. Лучше один раз глотнуть чистого воздуха, чем всю жизнь дышать угарным газам. И мы нашли такой воздух. Мы те, кто мы есть, И даже мы сами не в состоянии изменить себя теперь, не говоря уже о других. Мы те…
• Бесподобное нужно лечить бесподобным
• Швея скажет, что «твид» – это ткань. Географ скажет, что это такое место. А я скажу, что «твид» это «торт» с тремя опечатками
• Я помню содержание книги, но не помню, о чём там речь
• Несчастная любовь – это психологическая ломка
• Программист – это человек, который твёрдо уверен, что вес измеряется не в «ньютонах», а в «байтах»
• Люди не соблюдают полную стерильность в образе жизни потому, что живут в городах и селениях, а не в заповедниках
• Лучше жить в голодном, холодном и неуютном мире, чем умирать на безнадёжной войне
• Крутую гору не перепрыгнешь. А на обходных путях будут зиять глубокие пропасти  
                                                                                                                        Бродячий философ страны Мар

Фиолетовый – мысли
  Я не умею летать. Летают только птицы. Они, как небесные корабли, затерянные во времени и пространстве. У каждого своё небо. В моём небе забыта пара старых пыльных воспоминаний, чьи-то голоса и лица. Я не одна. Во мне бурлит и говорит на всех языках мира тысяча жизней в одной. Жизнь – очень странная штука. Маленькая вселенная на ладошке. Я смотрю на неё, и она отражается в моих глазах. Остаётся там навечно. К сожалению. А, может быть, и к счастью. Все смотрят мне в глаза и говорят:
  «Какая у неё жизнь интересная».
Была. Заваливаясь спать, я начинаю бродить по своему подсознанию и частенько нахожу там не особо приятные вещи. Какая-то тусклая, серая пыль… Наверное, так выглядел мой первый прародитель. Сознание… Что это такое? разве то же, что и душа? Нет. Душа – это тридцать один грамм живого веса, содержащий в себе глубокие чувства и смутные намёки. Душа – она внутри. А я – снаружи. Всё. Хватит. Закрываюсь. Меня нет. Даже не ищите.

Белый – взгляды
  Мне снились души предков. Некоторые были умыты, причёсанны и смотрели на меня вполне осмысленными, хотя и укоризненными глазами. Другие, по-видимому, более старшие, были в меру грязными, косматыми, свирепыми и походили внешне на восточных варваров времён Чингисхана. Я без всякого страха посмотрела на них и ответила:
  «Вам нет нужды смотреть на меня с таким укором. Я и сама сознаю свою ошибку. Да, мне не следовало мечтать о том, чтобы управлять прошлым. Но всё уже вернулось на круги своя, и никому ничего не грозит»
  Я внимательно вгляделась в глубокую синеву глаз моей прабабки, Марии, с таким же, между прочим, разрезом, как у меня и других её предков. Она почему-то показалась мне усталой и очень ласковой. Мария покачала головой и взглядом указала на какую-то старинную дверь в дальнем углу. Я, не раздумывая, пошла к этой двери и через несколько минут проснулась. И только потом, в дневной суете, мне подумалось, что глупо было мечтать создать Машину Времени. Прошлого не вернёшь…

Позволю себе наглость добавить новое творчество в эту же темку...
Плач(ь) по…
По моей голове до сих пор бродят тысячи тараканов и это нормально. В двенадцать лет я четыре раза пыталась сбежать из дома. Здесь не комплекс вины и не комплекс наполеона. Как нечто странное, полусакральное, на гранях страха и смеха, из муки рождения тела рождается хрупкое «я» души.
Хлопнув дверью – банально, и гаркнув: мол, больше не ждите, я пыталась уйти, но меня как магнит возвращало. Этот мир за окном – для животных он жизнь, для людей в нем препоны, запреты и догмы. Там луна в небесах то кровавилась, то зеленела. Я пыталась кричать, только ветер как снайпер каждый звук убивал на лету.
Ведь на улице могут выжить лишь те, кому все равно, те, кого уже нет в этом мире. Это дети злой мамки по имени Джа и сурового батьки по прозвищу Самогон. Одна из таких полу-женщин подошла ко мне, попросила копеечку и спросила, который час, объяснив это тем, что ее часы не идут с тех пор, как она умерла.
Я рыдаю, когда ребенок впервые встречает отца. Я сама встретилась с папой совсем недавно. Хотя он всегда был рядом, он стал отцом лишь тогда, когда я сама готова стать матерью. Эту боль не дано понять тем, кто есть рог изобилия, полная чаша. Им вообще не дано понять, даже в 45 они те же младенцы, души спят под завалом капризов внутри.
Мне грустно смотреть на подростков-девочек, продающих детство за пару конфет и дань моде, которая властвует в нашем дурацком мире из пластилиновых разноцветных кубиков. Я ведь немногим их лучше. Но вместо двух шоколадок был год, назначенный в искупление.
Жаль, что сильные мира сего пытаются кинуть подросткам детство назад парой пачек ярких таблеток. Я едва не попала и в это, но вовремя поняла, что детство не купишь, и сильные мира продают за огромные деньги совсем не его.