Вот: мой передигровой глюк. По сути - подготовка к Долгому Миру.

Он ждал меня – невысокий забавный парень с беззаботным выражением лица. Наши с ним отношения были, в основном, деловыми, но я считала Риона лучше многих других людей, и он, кажется, видел во мне приятного собеседника. И сейчас, под этим старым дубом, мы встретились в который раз не только для того, чтоб обсудить несколько важных торговых вопросов.
– Привет, – сказал он, делая шаг мне навстречу.
Мы по традиции обменялись приветствиями и вопросами о делах, новостях и здоровье родственников, каковые я вообще-то считаю пустыми и бессмысленными, но в данном случае они вполне напоминали простое непринуждённое общение тех, кого люди называют друзьями. И мне это невесть почему нравилось.
Мы присели на траву, жуя травинки и неспешно вытягивая наш разговор, отложив сумки с товарами и деловыми бумагами в сторону – ими лучше заняться немного позже, когда жара спадёт, и оплавленные летним солнцем контуры мыслей примут твёрдую форму и станут острыми, как только что выкованный меч. А пока что мы позволили себе немного расслабиться под неверной тенью колышущихся на ветру листьев. Вдали поблёскивали стальными переливами речные волны. Сразу захотелось пить.
– Сейчас, если позволишь, я тебя угощу чем-то особенным. – Из сумки была извлечена фляга (наверняка с каким-нибудь пряным отваром полевых трав) и что-то круглое и плоское, заботливо завёрнутое в слегка вялый по краям лист лопуха. – Закрой глаза.
И я закрыла. Не так, чтобы доверяла ему. Просто если он надумает хотя бы достать кинжал, который всё время носит с собой на поясе на всякий случай – выкопать вкусный корешок, срезать диковинный стебель, вырезать фигурку из коры или выпутать зверя из браконьерских сетей, – я сразу услышу это и отреагирую быстрее, чем он может подумать. Рион ведь считает меня равной себе – типичная человеческая черта, а я никогда не разубеждала его. Во всяком случае, в лопух был завёрнут не камень.
Но мне не удалось продемонстрировать свою скорость реакции. Прежде, чем я смогла прислушаться к странному чувству тревоги, у меня во рту оказался кусок мягкого хлеба. Дальнейшего рассказа о том, как он с приятелями встретил эльфов, те угостили их лембасом и он решил, что я буду рада отведать сие лакомство, я почти не слышала. Я попыталась сделать непринуждённое выражение лица и поскорее проглотить проклятую лепёшку, но в голове шумело, горло жгло, словно раскалённым маслом. А он был слишком понятлив. Только у одних существ в Арде такая реакция на всяческие эльфийские штучки.
Кинжал мгновенно вылетел из-за пояса и укоризненно посмотрел остриём мне в лицо. Но я уже выплюнула злополучную булку на землю, и поэтому заметила, как усилием воли сдерживается дрожь в держащей его руке.
– Ты… Орк! – наконец ошеломлённо проговорил он – скорее, с негодованием и удивлением, чем страхом. Я ответно оскалилась, впервые за время нашего знакомства обнажив в улыбке свои клыки. Лучшего ответа не требовалось.
– Где Кшахаса и что ты с ней сделала?! – остриё ножа скользнуло ближе к моему лицу, и я почти слышала писк придушенной мысли о том, что в одиночку с орком (пусть даже безоружным) ему не справиться.
Я лишь снова ухмыльнулась, подтверждая самые скверные догадки, а сама тем временем отступила на шаг, снова замерев в боевой стойке, готовая как биться, так и бежать.
– Ты… я убью тебя! – снова выпалил он.
– За что? Я же ничего плохого тебе не сделала! – мне нужно было выиграть время.
– Ты несёшь зло, – уже не так решительно произнёс он. Фраза наверняка заучена ещё в детстве, но он ей верил – и сомневался. Это становилось интересным.
– Имей я желание тебя ограбить или убить, у меня было множество восхитительных возможностей это сделать.
Бито.
– Ты страдаешь… – (я вздохнула: как же он прав! А об этом вспоминают далеко не все…) – Я должен убить тебя, чтобы ты обрела покой в Чертогах Мандоса.
– Почему бы не попытаться помочь мне при жизни?
– Только Валар могут помочь тебе, потому что душа твоя навеки отмечена Тьмой…
– Твоя тоже.
Отбой.
Пауза.
– Мы Дети Эру. А вы – порождение злобы. Ты несёшь зло.
Запевай сначала! Это начинало раздражать.
– Ты видел, – почти прорычала я, – чтобы я совершала зло или кого-то подстрекала на это? Чтобы я грабила деревни, поджигала дома, убивала стариков и поедала младенцев – это в вашем понимании зло?!
– А ты имеешь другое понятие об этом? – он тоже злился.
– Да, имею! Нас, орков, обвиняют в жестокости – что мы разрушаем деревни, убиваем путников, не щадим ни стариков, ни женщин, ни детей. А эльфы! Эльфы не громят наши поселения, не стреляют одиноких орков, не убивают НАШИХ женщин и НАШИХ детей?! При этом их вы, люди, почитаете почти как валаравных, и всё потому, что они скрывают это за благородными целями победы Света. Им не хватает мужества признать, что они не намного лучше других и что Свет может оказаться не единственной правдой Арды! Мы не скрываем своих изъянов, и нас ненавидят и травят за это! За правду, хотя сами считаете ложь злом и прерогативой Тьмы! Светлые наставили вас бороться против своих же пороков, чтобы вы не заметили этого в них! Я презираю Свет!
Я плюнула ему под ноги и двинулась в сторону леса, где было легко затеряться, предусмотрительно прихватив с собой обе деловые сумки. Несостоявшаяся сделка не должна препятствовать нашей торговле.

* * *      * * *      * * *

Остаток этого дня и весь следующий я ходила злая, срываясь на всех, кто попадался на пути (кроме начальников, разумеется). Конечно, его реакция была совершенно естественной, и я не ожидала услышать что-нибудь в стиле «мне всё равно, какой ты расы», но, Эру побери, почему же меня это так раздражает?! Как и другим рассекреченным «дипломатам» (к счастью, таких было немного, иначе это стало бы вызывать подозрения), мне приходилось сидеть строго в пределах поселения, а лучше – собственного дома. Но – что удивительно – известия о том, что «среди наших появился орк» пока не приходило.
На третий день злость ушла, осталось только мрачное недовольство.
Я с ненавистью уставилась на шерсть, которую мне теперь приходилось прясть – вместо моей прежней работы, когда меня прервало появление Глехта, одного из стражников.
– Там привели пленника, – сказал он. Я кивнула: интересно, каким образом это касается меня? – Из того поселения, с которым ты торговала. Он всё время говорит, что хочет увидеть тебя. Вот мы и решили, может, он расскажет тебе всё, что нас интересует?
Последние слова как-то ускользнули от меня. Меня переполняли злоба и какое-то странное сомнение. Что ему здесь понадобилось? Что ему нужно от меня?!
И я пошла. И конечно, увидела Риона, которого считала лучше многих других людей и который видел во мне приятного собеседника. Двое стражников удерживали ему руки за спиной, ещё один, стоявший рядом, небрежно ухватил дорожную сумку. Но он улыбнулся.
– Здравствуй, Кшахаса.
Я остановилась, всем своим видом выражая недоверие и раздражение, словно меня оторвали от важного дела (хотя на самом деле я была рада, что меня от него оторвали). Ну-с, что ты мне скажешь?
– Они не знают, кто ты. Я ничего им не сказал.
Разумеется, он имел в виду своих соплеменников.
– Я пришёл сюда, – он облизал пересохшие губы, – Я хочу понять Тьму.

Яяясна, больше не буду.