Кто-то уже это читал, где-то уже это висит...
В общем, глава первая для начала.
Евгений Предивный (синдром игровика).
Глава первая.
«Мой дядя злобным был цивилом,
Но вот сыграл с ним шутку рок:
Он соблазнился Сильмариллом,
И лучше выдумать не мог.
Его пример – другим наука.
Он меч свой взял да в праву руку,
По полигону припустил.
Не раз и сам побит он был,
А то, по местному закону,
Маньячил жутко, без пардону –
Кому заедет в правый глаз,
Кому ввернёт мечом по шее,
Но был сражён зелёным змеем
И не нашёл красивый страз.
Без сил под Ангбандом он пал –
И тут Моргот его побрал» -
Так думал эльф ещё не старый,
Слагая новый стёбный стих –
Патлатый жутко и с гитарой,
Кошмар для всех своих родных.
Друзья колечек и «Хоббита»,
С героем бедного пиита
Без предисловий в сей же час
Позвольте познакомить вас!
Предивный, добрый мой приятель,
Родился, в общем, где-то там,
Где был и я когда-то сам,
А может быть, и мой читатель,
Который в облике его
Узнает друга своего.
Служив отлично-благородно,
Зарплаты ждал его отец,
От обещаний ежегодных
Устал, бедняга, наконец.
Судьба Евгения хранила:
Сперва директорша долбила,
Потом декан её сменил.
Учили Женю, что есть сил.
Ругался препод понемногу.
Чтоб группа Женина шутя
Не сбилась с верного путя,
Им плешь проел моралью строгой,
Под Универом их ловил,
Чтоб с пар никто не уходил.
Когда же юности мятежной
Пришла Евгению пора,
Пора надежд и грусти нежной,
Прочёл он Толкина. Ура!
И вот Предивный на свободе.
Хайрастый по хипповской моде,
Как рокер бешеный одет,
Он наконец увидел свет.
Он по-эльфийски совершенно
Мог изъясняться и писал,
Легко он джигу танцевал
И кланялся непринужденно.
Весь толкинутый свет решил,
Что он умён и очень мил.
Мы все учились понемногу,
Чему-нибудь и как-нибудь,
Так воспитаньем, слава богу,
У нас немудрено блеснуть.
Предивный был, по мненью многих,
Судей решительных и строгих,
Отнюдь во всём не дилетант.
Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С беспечным видом знатока,
Орать погромче в важном споре
И три аккорда быстро сбацать,
И на компьютере поклацать.
Хотя и инглиш нынче в моде,
Но, если правду вам сказать,
Он знал на нём довольно вроде,
Чтоб в разговоры добавлять:
Назвать беду свою траблами,
А кудри длинные – хайрами,
Назвать файтовкой мордобой
И очень гордым быть собой.
Он рыться не имел охоты
В хронологической пыли
Бытописания Земли,
Но игровые анекдоты
От Ромула до наших дней
Хранил он в памяти своей.
Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить.
Бранил Перумова бессменно,
Зато читал порой Ниенну
И был ужасно справедлив:
Способен очи закатив
Порассуждать о доле горькой
Никем не понятых существ,
О поиске гуманных средств
Для осветленья тёмных орков.
(например, перекись водорода – прим. Автора)
Он сам себя не понимал,
А прочим баки забивал.
Всего, что знал ещё Евгений,
Пересказать мне недосуг,
Но в чём он истинный был гений,
Что знал он твёрже всех наук,
Что было для него измлада
И труд, и мука, и награда,
Что занимало целый день
Его тоскующую лень,
Была наука выпендрёжа,
В которой был профессор он –
Кидать понты со всех сторон –
И на бегу, и стоя, лёжа,
И сидя в жаркий день в теньке,
И задремав на потолке.
Как рано мог он лицемерить,
Таить надежду, ревновать,
Разуверять, заставить верить,
Казаться мрачным, изнывать,
Являться гордым и послушным,
Внимательным иль равнодушным!
Как гордо был он молчалив,
Как пламенно красноречив!
В словах как будто бы небрежен!
Собой дыша, себя любя,
Как будто мог забыть себя!
Как взор его был быстр и нежен,
Беспечно дерзок, а порой
Блистал послушною слезой.
Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять,
Пугать нежданно-дерзким словом –
И в три минуты побеждать!
Толпою мальчиков сопливых
И Леголасточек слезливых,
И Арагорлиц без мозгов,
И прочих разных чудаков
Был окружён всегда Предивный,
От них совсем не уставал,
Лапшой забив их ум наивный,
Свою он свиту составлял,
Среди которой на коне
Он был что царь в своей стране.
Как рано мог уж он тревожить
Сердца чернушниц записных,
Когда ж хотелось уничтожить
Ему соперников своих,
Как он язвительно злословил,
Какие сети им готовил!
Но, впрочем, эти все дела
Творил Предивный не со зла,
А просто так его учили,
Когда он сам в толпе ходил
И подражал что было сил,
Чтоб все вокруг его любили…
И он, тусовку сколотив,
Теперь, как прочие, спесив.
Бывало, трудно обернуться
Ведь только где его не ждут.
И к третьей паре не проснуться,
Опять занятиям капут.
Там день рождения, игрушка,
А там – без повода пирушка.
С кого начнёт он? Всё равно.
Везде поспеть немудрено!
Покамест в новенькой косухе,
В которой всё сплошной улёт,
С серьгой массивной в левом ухе
Мой друг на хоббитку идёт,
Откуда топает с друзьями
Гулять под чистыми звездами.
Темно, троллейбусы не ходят,
У круглосуточных ларьков,
Баранов стадом хмуро бродят
Под мухой толпы мужиков.
Евгений топает, уверен,
Кому-то врёт, как сивый мерин,
О личных подвигах, пока
Ещё не выпили пивка.
Но вот и чипсы захрустели,
Метнулись с сумками бомжи:
Им только пьянку покажи,
Чтоб те, как мошка, налетели,
Прося друзей, нетрезвых в дым,
Оставить стеклотару им…
Кружат дела в потоке мирном.
В гостях, на камерной игре
И на концерте на квартирном,
Весной, в холодном ноябре…
Удачна каждая уловка,
Кричит «ура!» его тусовка,
Его везде и всюду ждут,
Он круче всех, он очень крут!
Готов орать, читать поэмы,
Готов общаться и плясать,
И обсуждать любые темы,
И осуждать, и почитать,
И всё стебать – лишь для того,
Чтоб только слышали его.
